— Какое видение? — я встал с кресла и подошел к окну. — Оно было очень ясным, словно сам Господь просвещал меня. Гревская площадь, — я резко обернулся. — Помост палача. Вас сначала колесуют, а потом живьем сварят в масле в котле. А чернь будет весело улюлюкать, смотря на ваши предсмертные корчи.

— Ваше преосвященство!!! — гасконец отшатнулся. — За что?!! Я покорный слуга короны!

— Вы считаете, вас колесовать не за что? — гаркнул я. — Не за что? Вы легко отделались, когда взорвали университет…

Гасконец судорожно сглотнул. Де Брас спокойно ухмылялся себе в усы.

Я провел взглядом по келье и остановил его на увесистом бронзовом канделябре.

— А теперь, вы покусились на дворец матери покойного короля. Это уже слишком.

Канделябр с гулом описал в воздухе дугу. Я взвесил его в руке и шагнул к гасконцу.

— Это не… — вскинулся Д’Артаньян, покосился на барона де Браса и замолк.

— Сколько веревочке не виться — конец обязательно придет… — я замахнулся, но потом передумал и взял колокольчик со стола.

В келью ворвались боевые монахи, по моему знаку лейтенанта мгновенно разоружили, закрутили ему руки и уволокли, в процессе щедро награждая тумаками.

Барон де Брас проводил его взглядом, после чего невозмутимо заявил.

— Я понимаю ваши чувства, но, увы, этот молодой человек, в этот раз не причем.

— Как это? — я разлил по рюмкам водку и протянул одну из них барону. — Что значит, не причем? Простите, не верю. Если где-то что-то взорвали — определенно к этому причастен этот мерзавец.

— Увы, но он не причем… — де Брас залпом выпил и смачно потер тыльной стороной ладони свои усы. — Дворец взорвал я.

Арамис выронил бутылку и изумленно уставился на моего коллегу.

Честно говоря, я тоже растерялся. На барона такое было совершенно не похоже.

— Если вы хотите выгородить этого сумасбродного повесу, то не старайтесь…

Де Брас вздохнул и негромко воскликнул:

— Пора.

Правый и Левый, ближайшие соратники барона, в келью втащили какого-то человека в замызганном костюме с мешком на голове.

Когда мешок сорвали, я понял что это…

Маркиз Сен-Мар, живой-живехонек, правда перепуганный до смерти.

— Увы, я понимаю, что это не свойственно для меня, — невозмутимо прокомментировал барон. — Но так сложилось. Для раздумий не было времени.

Я смутился и проворчал:

— Не сомневаюсь, адскую машину для взрыва приготовил этот гасконец?

— Он! — хохотнул барон. — В остальном, вина на мне.

— Вы представляете, сколько золота придется выплатить этой старухе для компенсации?

Де Брас молча пожал плечами.

Я подхватил канделябр и двинул им маркиза.

— Я все расскажу! — истерически завопил Сен-Мар. — Все!

— Тогда пошли, — я с улыбкой кивнул барону. — Надо все рассказать старухе. Что до Д’Артаньяна, я сейчас прикажу его освободить…

— Ему не помешает немного темницы, — серьезно ответил де Брас. — Как там говорится, опыт сын ошибок трудных…

— И гений парадоксов друг, — завершил я фразу. — Хорошо, пусть для назидания посидит. Может устроить ему ложную казнь? Крест, костер, монахи в капюшонах и все такое?

— Я подумаю, — улыбнулся де Брас. — Главное, чтобы он не рехнулся. Эти средневековые молодчики чертовски ментально слабы.

— Что с Рошфором и Шеврез?

— Они успели уйти, — барон помрачнел. — Скорее всего успели.

Я кивнул.

— Хорошо, будем разбираться с бедами по мере их поступления. Идем к старухе. Но сами. Ваши люди пусть останутся здесь.

Путь в покои Марии Медичи попытался преградить один из ее пажей.

Де Брас без лишних слов ткнул его кулаком в солнечное сплетение. Паж судорожно икнул и сполз по стенке.

Я одобрительно улыбнулся и взялся за бронзовую ручку двери.

Мария Медичи в простом черном платье сидела в кресле, ее распухшие ноги были погружены в бадью с горячей водой. Вокруг нее суетились камеристки.

При виде нас ее лицо исказилось в злобной гримасе.

— Ваше вдовое королевское величество… — я стал на одно колено. — Рискую навлечь на себя ваш гнев, но для этикета нет времени.

Де Брас пнул Сен-Мара, поставил его на колени, а потом преклонил свои.

От злости мать покойного короля задохнулась и, через силу, натужно пропыхтела.

— Говорите!

Я легонько пнул маркиза в копчик окованным носком своего сапога.

Он взвизгнул и разразился истеричной, долгой речью.

Выслушав его, Мария Медичи закаменела лицом.

Я сжато изложил последние события и тоже замолчал.

Мать покойного короля шумно вздохнула, а потом нацелилась скрюченным пальцем на меня.

— Вы спасли тело моего сына. Зачем это вам?

Я молча поклонился, посчитав, что слова будут лишними.

— Я хочу, чтобы все причастные к этой мерзости были наказаны по заслугам! — проскрипела старуха.

— Они будут наказаны!

Неожиданно дверь кельи распахнулась и внутрь бодро прогарцевал дофин на игрушечной лошадке, размахивая своей шпагой.

— Хей, хей, смотри бабушка я как умею!

Я едва сдержал улыбку, Мария Медичи мгновенно размякла лицом, развела руки в стороны и обняла сына покойного короля.

Следом за Луи вбежала Анна Австрийская и сразу присела в реверансе.

— Иди сюда, моя невестка, — нарочито сурово проворчала Мария Медичи и тоже обняла королеву. — Из тебя получится хорошая регентша.

После чего посмотрела на нас с де Брасом и сухо проскрипела.

— Я надеюсь на вас, господа! Сделайте все что посчитаете нужным. Мое сердце с вами! Вы поняли? Спасите Францию! Спасите корону!

Глава 19

Барон

Сдав Сен-Мара с рук на руки де Бриенну, я, с чувством выполненного долга, вышел на улицу. В карете меня ожидала Ребекка, тут же паслись Левый и Правый, выведывая у стражников свежие новости и сплетни. Остальным я приказал возвращаться обратно в дом, чтобы глаза не мозолили.

Говорили лишь о взрыве во дворце. Каждый норовил высказать свое мнение, но все сходились к тому, что недалекие слуги случайно подорвали пороховой склад — иного логического варианта попросту не существовало. Впрочем, они были недалеки от истины. О гибели же пары десятков дворян пока никто не знал. Позже, когда разберут завалы и извлекут из-под обломков тела, начнется разбирательство. Возможно даже, полетят чьи-то головы… очень надеюсь, что в их числе не будет моей…

Я махнул рукой, призывая к вниманию. Левый тут же взгромоздился на козлы кареты, ему было все равно, что о нем могут подумать окружающие — если кто-то начнет слишком громко выражать мнение, что, мол, не пристало дворянину самолично править экипажем, то слезет и башку свернет — были прецеденты. Правый лихо вскочил в седло, я сел в карету, и мы тронулись с места.

Девушка задремала, пока я был во дворце, но сейчас проснулась и уставилась на меня во все свои огромные глаза. Она все так же была одета в прозрачную ночную рубашку, но я сразу, после того, как мы выбрались из подземелья, укутал ее в собственную куртку, и Ребекка хотя бы не мерзла. Она сидела, поджав ноги, укрыв их под курткой, и молчала. Я тоже не знал, что сказать. Так мы и ехали в тишине, лишь крики снаружи время от времени заставляли нервно вздрагивать.

Париж бурлил. Толпы горожан собирались на перекрестках и громко обсуждали новости. Все уже знали и об атаке на тело мертвого короля и, разумеется, о взрыве во дворце. Карете приходилось двигаться крайне медленно. О том, чтобы прорываться сейчас сквозь толпу и речи идти не могло — народ был слишком возбужден и не знал, что и думать. Тут и до фронды недалеко, причем раньше времени лет на двадцать. Но парижане — люди вспыльчивые, да и сидеть на баррикадах, пить вино и кидаться камнями в солдат и стражников гораздо более интересное занятие, чем работать.

Левый осадил по спине хлыстом особо ретивого типа в красном колпаке, начавшего хватать лошадей под узды, но в ответ раздался такой недовольный гул со стороны прохожих, и кто-то даже начал весьма ощутимо раскачивать карету, что, дабы успокоить чернь, мне пришлось выглянуть и щедрым жестом бросить горсть серебра в толпу. От нас тут же отстали, и начали драться между собой за каждую монету. Мы же тем временем выбрались на более свободную от людей улицу и двинулись дальше.